ХУДОЖНИК АНВАР КАШАЕВ

В самом начале знакомства с пейзажным творчеством Анвара Кашаева я прониклась его вниманием к изображению простых, ничем не примечательных деревьев, в сердце запала их тихая одухотворенность. Говоря по правде, редкий художник сейчас смотрит пристально на этих безымянных персонажей природы. Мало кому интересна их скромная мягкая пластика, переданная без пафоса и гротеска, желание рисовать их вот такими неброскими и безмятежными, без подтекста и «очеловечивания», такими, как они есть. Деревья в пейзажах Кашаева – нежная сеть капилляров-ветвей, характерные для каждой породы задумчивые позы, их еле заметная изменчивость в разные времена дня и года – говорят о глубинной чуткости понимания природы. Они насыщают картины ровным, здоровым дыханием, как и положено «кровеносным сосудам Земли». Они особым образом обволакивают, организуют атмосферу, чувственную среду картины. Сам Анвар Шакирович считает их живыми: «Для меня природа – высшее существо. Своими картинами хочу помочь людям почувствовать ее красоту. Люди проходят, не замечая красоты вокруг них, моя задача – остановиться перед ней».

А как же иначе? Ведь его «босоногое детство» прошло среди березовых перелесков, сосновых рощ и дубрав в деревне Акбулат Федоровского района Башкирии. Заливные благоуханные луга и родники этого заповедного уголка у южных отрогов уральских гор – это родники его вдохновения. Их носит он с собой всю жизнь, к ним припадает, возвращаясь из далеких краев.

По родным рощам и полям томилась его душа и в юности, в Средней Азии, где было много солнца, но мало леса, зелени. Он жил в Чимкенте, работал каменщиком и строителем по бетону, помогал восстанавливать Ташкент после землетрясения. Вольнослушателем учился в художественном училище в Душанбе. Родные в один голос советовали ему поступать в политех, чтобы стать инженером или строителем. Но он ничего не мог с собой поделать – неистово хотел рисовать. Именно это страстное желание привело его в Уфу, в училище искусств, к замечательному преподавателю Вячеславу Николаевичу Баскакову. Потом они на всю жизнь остались друзьями, а когда учитель переехал в Коломну, годами переписывались. «Это был с большой буквы человек, тончайший знаток искусства Востока, древнего Китая и Японии. Служение Искусству для него было священным. Он сравнивал его с личным подвигом сродни подвигу Александра Матросова и никак иначе». Этот священный огонь учитель передал и Анвару. Вершиной подвижнического искусства для него всегда остаются шедевры Андрея Рублева, Феофана Грека, Диониссия, где так сильно единство мысли и Духа. Их образы, репродукции икон и сейчас с ним в его мастерской, они незримо ведут его, указывая путь. Чтобы достичь истинного мастерства, необходимо до глубоких корней, «до мельчайших косточек» знать изобразительную культуру прошлого, считает он, и главное у старых мастеров - высочайшая сила духа. Без настоящей, а не нарочитой духовности, которая видна сразу, с первого взгляда на картину, нет мастера, а ее –духовности – остается все меньше и меньше в работах современных живописцев.